День приватности (privacy) или, точнее, конфиденциальности личных данных и личной жизни — международное мероприятие, которое проводится ежегодно 28 января. Его цель — повысить осведомленность и продвигать передовой опыт в области защиты личных данных. Эксперт Теплицы Сергей Смирнов рассказывает о знаковых судебных делах, которые запустили процесс признания приватности как фундаментального права человека.
Хороший бутлегер
В 1916 году в штате Вашингтон был введён сухой закон. Молодой лейтентант Рой Олмстед вместе с другими полицейскими Сиэттла ловил подпольных торговцев алкоголем и обратил внимание, как плохо организованы эти бутлегеры. Преступники получали колоссальные деньги, перевозя ром и виски через канадскую границу, но допускали массу ошибок. В голове предприимчивого лейтенанта постепенно созрел план.
Первая крупная операция Олмстеда прошла неудачно. Ранним утром 22 марта 1920 года федеральные агенты устроили засаду на бутлегеров, когда те разгружали контрабандный виски. Олмстед прорвался на машине через кусты в обход кордона и ускользнул, но его успели опознать. Олмстед вылетел из полиции и заплатил штраф 500 долларов — по тем временам серьезные деньги. Зато теперь он смог полностью посвятить себя новому делу.
За несколько лет Олмстед построил сложный и высокоэффективный подпольный бизнес. На него работали продавцы, курьеры, бухгалтеры, диспетчеры, кладовщики, водители, моряки и много кто еще. К его услугам были катера и грузовики. Олмстед завел знакомства с бизнесменами и политиками, включая мэра Сиэттла, укрепил связи в полиции, купил богатый особняк и женился на англичанке Элизе Кэролайн Парше, которую повстречал во время одной из своих деловых поездок в Канаду.
В отличие от других бутлегеров, Олмстед никогда не разбавлял свой виски ни водой, ни дешевыми химическими добавками. Он занимался «чистым» бутлегерским бизнесом и не связывался с азартными играми, проституцией или торговлей наркотиками. Более того, Олмстед категорически запретил своим людям носить оружие. «Я лучше потеряю партию алкоголя, чем человеческую жизнь», — говорил он. Олмстеда называли «Хорошим бутлегером». Другие бутлегеры презирали Олмстеда, считая его «не настоящим преступником». Это им совершенно не помогало. Когда полиция устраивала очередной рейд, в каталажку почему-то упорно попадали только конкуренты Олмстеда. Как настоящий лидер, он был на виду и без каких-либо трудностей поддерживал образ примерного гражданина и уважаемого члена общества. У него с Элизой даже была собственная радиостанция.
А вот федеральные агенты Рой Лайл и Уильям Уитни пребывали в отчаяньи. Крупнейший бутлегер северо-запада страны не давался им в руки. Тогда федералы использовали прослушку на телефонной линии Олмстеда, ведущей к его дому, а также в подвале офисного здания, где бутлегер арендовал помещение для своей телефонной «диспетчерской». Так агенты насобирали нужные данные и арестовали Роя Олмстеда в его доме 17 ноября 1924 года вместе с женой и пятнадцатью гостями. Во время обыска агенты забрали деловые бумаги, которые могли подтвердить вину Олмстеда в суде. Всего под следствием за нарушение сухого закона оказалось 90 человек из организации Олмстеда, включая его самого. Многие, однако, успели ускользнуть в Канаду, некоторые пошли на сделку со следствием, признали свою вину или воспользовались разными юридическими поблажками.
В январе-феврале 1926 года на скамье подсудимых осталось 29 человек. «Хорошего бутлегера» приговорили к 4 годам заключения и выплате $8000 штрафа, но энергичный Олмстед обжаловал это решение. На что он опирался?
Приватность и общественное благо
Федеральные агенты должным образом оформили судебный ордер на обыск в доме Олмстеда, однако, они ошиблись, рассчитывая найти там запасы алкоголя. Не повезло. Хуже того: изъятые документы были исключены судом, так как не упоминались в ордере. А на прослушку телефонной линии агенты ордер не брали. Строго говоря, прослушка не разрешалась ни законами штата, ни федеральным законодательством. Но агенты не считали, что нарушили закон — ведь они не вторгались в жилище.
Олмстед обратился в апелляционный суд, а затем в Верховный суд США. Он заявил о нарушении правительством Четвертой поправки к Конституции. Эта поправка гарантировала ему право на неприкосновенность частной жизни. Улики, полученные с нарушением Четвертой поправки, должны быть исключены из дела, а сам Олмстед должен был быть оправдан. Заявитель также «подтянул» к своим аргументам Пятую поправку — право не свидетельствовать против себя.
Аппеляционный суд 9-го округа не пошел Олмстеду навстречу. Лишь один окружной судья, Фрэнк Радкин, обратил внимание на то, что доказательства, добытые незаконным путем (несанкционированной прослушкой), не должны ложиться в основу обвинения.
Дело перешло в Верховный суд США, который тоже оказался в непростой ситуации. Четвертая поправка защищала от произвольного обыска «право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества». Если с бумагами все было ясно, то телефон по понятной причине в тексте 1791 года не упоминался. Как быть? Правительство вело прослушку без проникновения в жилище. Телефонные линии, к которым подключались агенты, не находились в собственности Олмстеда. «Поправка не запрещает то, что произошло, — резюмировал председательствовавший судья Уильям Говард Тафт. — Не было ни обыска, ни изъятия». Он подчеркнул, что если некое ограничение будет препятствовать получению следствием доказательств при соблюдении им этических норм, это причинит вред обществу и развяжет руки преступникам.
Судья Луис Брандейс, напротив, посчитал, что авторы поправок к Конституции ставили своей целью защиту приватности как права, и развитие технологий не должно этому препятствовать. Незаконная, несанкционированная прослушка никак не может быть аргументом в суде. «Если правительство становится нарушителем закона, оно порождает неуважение к закону; оно подталкивает каждого человека самому определять для себя законы», — уверял Брандейс. Более того, судья смотрел в будущее: «Научный прогресс еще даст правительству новые средства для шпионажа, и простой прослушкой дело не ограничится».
В деле «Олмстед против США» впервые ярко и бескомпромиссно в суде столкнулись сторонники «небольших жертв ради общественного блага» и немногочисленные защитники приватности. Слова судьи Тафта удивительно похожи на то, что говорят сегодняшние чиновники по поводу шифрования, Tor и прочих инструментов защиты конфиденциальности и анонимности. Брандейс же выступал с позиций, которые ныне считаются правозащитными.
«Государственники» победили. 4 июня 1928 года Верховный суд пятью голосами против четырех поддержал приговор Олмстеду.
Голдман против США
Решение Верховного суда США по делу Олмстеда было типичным для представлений о приватности в те времена. Луис Брандейс, который еще в 1890 году вместе с коллегой Сэмюэлем Уорреном написал работу о приватности как о важнейшем «праве быть предоставленным самому себе», был прогрессивным судьей и смотрел далеко вперед. Но для большинства людей, включая законодателей, приватность оставалась неопределенной и малозначимой производной от права на жилище и права собственности.
Дискуссии на эту тему приводили к удивительным результатам. Получалось, например, что если подслушивающий микрофон прибить гвоздем к стене частного дома, такое действие могло считаться вторжением в приватность. Ведь гвоздь продырявил стену: произошло если не вторжение, то уж точно нарушение прав собственности. Но если тот же микрофон приклеить к стене скотчем, ничьи права оказываются не нарушенными? Или так только кажется? Перенесемся в 40-е годы прошлого века.
Юристы Мартин Голдман и Джейкоб Шульман предложили своему клиенту Роберту Хоффману обсудить схему получения прибыли и обмана кредиторов в сложном деле о банкротстве. Клиент почувствовал, что запахло тюрьмой, и обратился к властям. Те организовали прослушку в помещении за стеной переговорной комнаты. Хотели просверлить отверстия и использовать «жучок» с проводами, но не вышло. Тогда применили «детектофон». Его достаточно было плотно приложить к стене, чтобы он улавливал акустические сигналы с другой стороны. Прослушка удалась, махинаторов судили и вынесли обвинительный приговор. Голдман обратился с апелляцией и заявил о нарушении своих прав, гарантированных Четвертой поправкой. 27 апреля 1942 года Верховный суд пятью голосами против трех выступил в поддержку приговора, прямо сославшись на дело «Олмстед против США».
На этот раз правозащитную позицию озвучил судья Фрэнк Мэрфи: «Мы должны помнить не только о точных словах поправки, но и о ее исторической цели, ее политическом значении, ее современных социальных и правовых последствиях… Физического проникновения в данном случае не было. Но обыск чьего-либо дома или офиса больше не требует физического проникновения, поскольку наука изобрела гораздо более эффективные средства для вторжения в частную жизнь человека, чем прямые и очевидные методы, которые так не любили наши предки и которые вдохновили их на Четвертую поправку».
Кац против США
В 1965 году Чарльз Кац делал ставки. Вернее, он служил посредником за процент, обеспечивая таким образом безопасность клиентам: букмекерство на федеральном уровне было запрещено. Кац жил в Лос-Анджелесе, а ставки делал в Майами и Бостоне и специализировался на баскетбольных матчах. Для связи он предусмотрительно использовал не личный или офисный телефон, а общественный телефон-автомат. На крыше этой телефонной будки ФБР и установило подслушивающее устройство. Агенты записывали разговоры Каца 6 дней. О судебном ордере на прослушку снова никто не позаботился.
Как и его предшественники, Кац проиграл апелляцию в окружном суде и обратился в Верховный суд, ссылаясь на Четвертую поправку. Его адвокаты сфокусировались на том, что, пользуясь телефоном, пусть даже общественным, их клиент обоснованно рассчитывал на приватность своих разговоров. Правительство возражало. Место публичное, ни телефон, ни телефонные линии не были собственностью Каца. Да и сама будка, в основном, стеклянная, просматривалась отовсюду. О какой приватности вообще речь?
Но 18 декабря 1967 года Верховный суд США принял решение в пользу Каца. Четвертая поправка, решил суд, должна защищать людей, а не помещения или вещи. «Если человек звонит из телефонной будки, он может рассчитывать на защиту Четвертой поправки не меньше, чем если бы он звонил из офиса, из квартиры друга или из такси, — писал судья Поттер Стюарт. — Человек входит в будку, закрывает за собой дверь, платит деньги за разговор. Он вправе рассчитывать на то, что произносимые им в трубку слова не будут переданы всему миру. Трактовать Конституцию более узко значило бы игнорировать жизненно важную роль, которую общественный телефон стал играть в частном общении».
Так вердикт 1928 года по делу Олмстеда перестал быть неколебимой опорой в судебных решениях о вторжении в частную жизнь.
Что было с приватностью дальше
Защита права на неприкосновенность частной жизни в США и демократических странах Европы во второй половине XX века реализовалась в двух разных моделях. Американский вариант опирался на суды и прецедентное право. В европейских странах (и не только) принимались специальные законы о приватности (об информации, о персональных данных) и создавались особые уполномоченные органы для контроля исполнения этих законов. Осмысление приватности как фундаментального права человека и создание эффективных законов потребовали времени.
Один из первых таких законов был принят в западногерманской земле Гессен только в 70-х годах прошлого века. В остальных странах мира так или иначе приживались эти две главные модели (с вариациями). Или не приживались, если власти не ценили это право человека или вовсе его отрицали, как это было при советском режиме. Даже слово «индивидуализм» в СССР носило негативный оттенок. Ландшафт создавали коммунальные квартиры, плацкартные вагоны, давка в общественном транспорте и заводские собрания с разбором семейной жизни «члена нашего коллектива товарища N».
Современное российское государство воспроизводит эти традиции с новыми технологиями. Ярким примером может служить мобильное приложение «Социальный мониторинг» для контроля над местонахождением людей, заболевших COVID-19. Впрочем, путинский режим здесь не одинок. Правительства многих стран стремятся так или иначе заглянуть в приватные пространства своих граждан под самыми разными предлогами.
А как же Олмстед?
«Хороший бутлегер» спокойно отсидел свой срок в тюрьме на острове Мак-Нейл. Он отличался примерным поведением и религиозностью. После выхода из тюрьмы Рой Олмстед некоторое время занимался изготовлением и продажей мебели. Президент Франклин Рузвельт реабилитировал бывшего преступника и даже простил ему недовыплаченный штраф. Олмстед вел скромную размеренную жизнь, влился в ряды приверженцев религиозного течения «Христианская наука» и преподавал в воскресной школе. Вплоть до своей смерти в 1966 году Олмстед каждый понедельник посещал заключенных в исправительных учреждениях. Там он вел просветительскую и поддерживающую программу о негативном влиянии алкоголя на человеческую жизнь.
