Критика современной государственности слышна все громче. Причем это голоса не представителей «традиционных» политических движений, не способных мыслить себя вне существующей картины, а прогрессистов, старающихся посмотреть на происходящее со стороны. Автор Теплицы Олег Уппит рассказывает о нескольких видах «пираний», атакующих Левиафана государственности, — микронациях, систейдинг-инициативах и виртуальных государствах.
«Что устарело, а что должно родиться, но еще не родилось в нашем случае? <…> Устарело — временное устройство, аранжировка общественного порядка, которое в течение последних двух столетий более или менее опиралось на то, что существует тесная, неразрывная связь — синтез между территорией, нацией и государством», — сказал в одной из своих лекций социолог и исследователь новых типов общественных отношений Зигмунт Бауман. Он считает одной из причин установившегося состояния «междуцарствия» («interregnum»), когда новое еще не осознано и не создано, инструментальный кризис современного социума. «Interregnum порождает важный вопрос, который состоит не в том, что надо делать, а если бы мы знали, что делать, кто это сделает?» — говорит Бауман.
Именно этими инструментами, о которых говорит Бауман, могут стать экспериментальные платформы малых пост- и внегосударственных образований, которые организуются на основании общих интересов. Когда, с одной стороны, пространство власти все больше занимают наднациональные структуры: Евросоюз, ООН и их менее удачливые младшие родственники вроде Африканского Союза, а с другой — набирают мощь и влияние глобальные корпорации. Но и те, и другие следуют государственнической логике с ее бюрократизмом, обезличиванием и циклопичностью. Поэтому именно развивающиеся снизу, органические, локальные инициативы способны стать полем экспериментов, где прорастут семена идей, на которых сможет быть построено новое мироустройство.
Микронации и виртуальные государства
Микронации — это самопровозглашенные квазигосударственные объединения, претендующие на суверенитет. Часто они заявляют о себе через выпуск валюты или обозначение себя через свойственный государствам символический ряд — флаги, гербы и собственные документы. Обычно микронации игнорируются крупными государствами, на территории которых находятся, из-за своей кажущейся незначительности и безопасности для существующего строя. Они могут быть объединениями жителей определенной территории, которые заявили о своей независимости, противясь политике окружающего их государства. Например, как новозеландская Арамоана, созданная в ответ на строительство рядом с поселком алюминиевого завода. Еще один пример — сквоттерские сообщества вроде копенгагенской Христиании, успешно вступившей в симбиоз с окрестным городом.
Виртуальные государства, в отличие от микронаций, организуются, в первую очередь, вокруг идей, обычно не имеют территориальных и атрибутивных претензий, являясь, на первый взгляд, просто «кружками по интересам». С изобретением Всемирной паутины найти и организовать сторонников стало намного проще. Те, кто недоволен собственным правительством, могут легко связаться с единомышленниками, чтобы задуматься о новом типе государственного устройства.
Одним из первых таких интернет-сообществ стало созданное в 1991 году в Словении виртуальное государство NSK, объединяющее несколько художественных групп из Восточной Европы. Если NSK было, в первую очередь, арт-проектом, то криптоанархическое сообщество Виртленд (или Виртландия) с самого начала заявило о себе как о политической платформе, предоставив свое цифровое гражданство Джулиану Ассанжу (потом и Эдварду Сноудену). Его создатели когда-то собирались выкупить судно или участок земли, для того чтобы получить признание традиционных государств, но позже они от этих планов отказались. В Виртленде есть собственная газета, работающий по Skype медицинский центр и организация по исследованию новых теорий и практик государственности.
В статуте Виртланда — главном документе виртуального государства — утверждается, что страна создавалась с идеей преодоления рамок национальных границ без нарушения или ослабления суверенитета любого существующего государства. Его авторы, критикуя представительные демократии, пишут: «Многие чувствуют бессилие, когда речь идет о действиях правительств их родных стран. Поэтому так важно создание места, где каждый сможет создавать изменения и вносить свой ощутимый вклад в общее дело. Наше движение со временем сможет повлиять и на реальный мир, создав платформу для альтернативной самоидентификации людей».
Зыбкость понятий — неотъемлемая часть существования экспериментальных структур, о которых мы говорим в этой статье. Четкой границы, которую можно было бы провести между «виртуальными государствами» и микронациями, по всей видимости, не существует. Связано это с тем, что терминология, используемая их апологетами, еще недостаточно устоялась. Так, например, Алистер Боннетт, географ, занимающийся изучением новых форм государственного устройства и переосмыслением понятий границ и суверенитета, определяет любые «самозапускающиеся и самоорганизующиеся экспериментальные общества» как микронации.
Мне же кажется уместным разделить их по принципу отношения к необходимости наличия собственной территории: для микронаций территория по своей сути — самоцель и определяющий признак; для виртуальных государств — не более чем инструмент взаимодействия с миром. Так, Княжество Силэнд, занимающее бывшую военно-морскую платформу у берегов Великобритании, можно определить как микронацию, а Виртленд, объединяющий своих членов на основании, в первую очередь, идей борьбы с понятием границ, как виртуальное государство.
Особняком стоят инфраструктурные проекты, позиционирующие себя как платформы для создания «независимых областей». Например, Калифорнийский Институт Систейдинга, занимающийся рассмотрением технического обеспечения создания новых территорий в нейтральных водах. Есть еще и структуры, ненавязчиво и без громких заявлений пробующие на прочность доступный уровень независимости от государства. Вроде города Сэнди-Спрингс в США, в котором все институты, кроме суда, полиции и пожарной охраны, существуют как частные организации.
На основании этого разделения можно заключить, что микронации с их склонностью к подражанию «настоящим» макрогосударствам — стремлением к международному признанию, выпуском валют и документов и прочими «играми во взрослых» — наименее опасны для сегодняшней картины мира. Впрочем, проблемы малых постгосударственных структур — тема для отдельного разговора.
Теперь давайте посмотрим, чем микронации и виртуальные государства опасны для современной концепции государственности.
Свои правила
Вызов, который бросили традиционному укладу еще первые микрогосударства — Силэнд и Республика Минерва, — вызов игры. Несерьезность и некоторая, пожалуй, даже дурашливость, с которой Рой I, основатель Силэнда, подарил новую страну и титул принцессы своей жене на день рождения, а создатели Минервы заявили права на тихоокеанский риф, исчезающий под водой во время прилива, — смех против страха и дух авантюризма против оскала серьезности. Отказ играть по чужим правилам и создание своих — вот тот козырь, который есть у экспериментальных государств.
В то же время это не чистое баловство: в 1968 году Рой I не признал новых морских границ Великобритании, в которые попадала бывшая артиллерийская платформа, на которой находится Силэнд. Он предупредительными выстрелами встретил патрульные катера, направлявшиеся для ее демонтажа, и настоял на независимости своей маленькой страны. А игра в Минерву заставила соседнее «реальное» государство Тонга снарядить экспедицию по захвату острова. Острова, которого половину времени суток вообще почти нет.
Подрыв дискурса
Именно открытость к экспериментам — то, что могут предложить миру микронации и виртуальные государства. Исследователь Аластер Боннетт говорит, что они «сбивают спесь с идеи государства, задавая вопрос о том, что такое нация», и «создают теневой мир под поверхностью макрогосударств». Постановка вопросов, привычные ответы на которые въелись в сознание. Открытие новых возможностей объединения людей. Создание пространств свободы — оффшоров, но оффшоров, в первую очередь, не экономических, а идейных. Вот те возможности, которые несут с собой такого рода организации.
Внестуктурность и параллельность по отношению к крупным игрокам прекрасно сформулирована в «Манифесте Виртленда», где говорится, что это «серьезное переосмысление категории самоидентификации в меняющемся мире. Идея Виртленда — страна, переступающая границы государств, не нарушая и не уменьшая их суверенитет. Так, небольшая структура закладывает идеологическую бомбу под такой важный столп государственности, как территориальность.
Манифест продолжается словами о том, что «многие испытывают беспомощность, узнавая о действиях правительств их стран, поэтому мы хотели бы создать место, где люди сами инициируют изменения, делающие мир лучше». Эта возможность альтернативы — не менее подрывная идея микрогосударственности.
Все это не только слова, Виртленд — настоящая непрерывно действующая лаборатория генерации новых идей и способов социального взаимодействия и самоорганизации.
Экспериментальность и оффшорность
Оффшорность экспериментальных наций — еще одно предложение, которое они делают заинтересованным людям. Причем речь идет, в первую очередь, не об экономике (она скорее в области альтернатив, рядом с отказом от неразделяемых гражданами налогов). Оффшорность в данном случае — это о широких технологических и научных возможностях, которые потенциально могут предложить локальные постгосударственные структуры.
Подобно тому, как в США технологические компании, разрабатывающие беспилотные автомобили, устремились в те штаты, где их использование легализовано, так же и микронации способны открыть новые горизонты возможностей для ученых и исследователей. Легализация наркотиков в Калифорнии или проведение экспериментов с их использованием на согласных на это пациентах в Израиле не только инициируют экономические прорывы, но и создают определенную «утечку мозгов» из регионов со строгим законодательством.
Но страшнее даже не «утечка мозгов», а «утечка пассионарности». Именно за людей, не ведающих границ и не желающих мыслить в их парадигме — ученых, авантюристов-предпринимателей и просто тех, кто воспринимает себя «гражданами мира», — традиционным государствам предстоит конкурировать с этими «оффшорами».
Редактирование генома человека в Китае заставило Великобританию разрешить подобные эксперименты. Также и вторжение микрогосударств в этически неоднозначные области способно поколебать позиции, которых придерживаются крупные международные игроки. Браки с роботами. Доступ к высокорисковой кибер- и биоимплантации. Совместное владение и шеринг. Право на оружие. Свободная Сеть. Беспилотная техника. Новые формы правовых и социальных отношений. Пространство, в котором постгосударства смогут экспериментировать, огромно. Но для начала им предстоит выйти из-под юрисдикции «старших братьев».
Демонстрация альтернативы
И, наконец, самая главная возможность, которую дают сегодня человечеству экспериментальные государства, — демонстрация наличия альтернативы сложившемуся миропорядку. Совершенно не важно, «сколько у Ватикана танков», идеи сильнее оружия. А разнообразие, ключом к которому служат локальность и немассовость микронаций, сильнее серости и монолитности макрогосударств.
