На фоне пандемии вопросы приватности все чаще обсуждаются активистами, правозащитниками и пользователями. Такой интерес связан с государственными инициативами по отслеживанию контактов с заболевшими в разных формах – через приложения, системы распознавания лиц, пропускные системы, и законы, ограничивающие свободу выражения онлайн.
В России особенно показательным случаем стало московское приложение «Социальный мониторинг», созданное для наблюдения за людьми с симптомами ОРВИ и диагностированным коронавирусом. Приложение было подвергнуто критике за недостаточность предпринятых мер по защите приватности пользовательских данных. Более того, это приложение выписывает горожанам штрафы на непонятных для пользователей основаниях, что вызвало массу критических комментариев со стороны правозащитников и публикаций в СМИ.
Это всего лишь один из многих примеров того, как меняется приватность из-за пандемии. После окончания пандемии коммерческие и государственные средства уже могут и не быть нужны, но откажутся ли от них – совершенной другой вопрос. Поэтому многие активисты и эксперты сейчас публично обсуждают разные сценарии развития событий.
Как бывший сотрудник секретных служб изменил приватность по всему миру
Чтобы лучше в этом разобраться, можно провести параллели с другой историей, вызвавшей большой интерес к приватности и государственной слежке. Таких эпизодов немало, но один из самых ярких отсылает нас в 2013 год. Именно тогда бывший сотрудник Агентства национальной безопасности (АНБ) и Центрального разведывательного управления (ЦРУ) Эдвард Сноуден разоблачил масштабы нелегальной государственной слежки со стороны американских и британских спецслужб.
У этой истории множество аспектов, но сейчас хочется поговорить о том, что это значило для активистской мобилизации по продвижению приватности как социально и политически значимой проблемы. И история, развернувшаяся вокруг Эдварда Сноудена, позволяет увидеть, какие сложности могут встать на пути защитников приватности по превращению ее в значимый вопрос.
Так, между 2013 и 2014 годами бывший сотрудник АНБ и ЦРУ Эдвард Сноуден поделился с газетами The Guardian и Washington Post секретными материалами, в которых раскрывались масштабы слежки за гражданами со стороны американских и британских секретных служб. Материалы также показали сотрудничество государств с технологическими корпорациями.
Для жизни самого Сноудена это означало обвинение в государственном шпионаже и превращение его истории в настоящий шпионский роман, с путешествиями из Гонконга в Москву и запросом политического убежища у стран Латинской Америки. Для активистов и правозащитников, занимающихся цифровой безопасностью и приватностью пользовательских данных, открытия Сноудена значили то, что их работа была важна как никогда.
Как экспертные сообщества активистов и правозащитников реагировали на разоблачения Сноудена
В Великобритании международные организации по защите приватности Privacy International, Open Rights Group, Big Brother Watch и Article 19 в 2016 году выпустили заявления, где говорили об опасностях массовой слежки, организовывали публичные дебаты и занимались законодательным лоббированием. Эти организации также создали коалицию Don’t Spy on Us для объединения усилий в деле защиты пользовательской приватности.
Среди прочего, эти группы были признанными участниками дебатов вокруг «Акта о полномочиях» (Investigatory Powers Bill) – принятого в 2016 году закона, который стремился ограничить слежку со стороны спецслужб. Правозащитные группы, входившие в коалицию, критиковали закон за то, что он давал еще больше возможностей спецслужбам для слежки за гражданами.
Социологи Арне Хинтц и Иан Браун исследовали, как изменилось британское законодательство в сфере наблюдения за гражданами после открытий Сноудена. Изучая то, как оформлялся проект «Акта о полномочиях», они пришли к выводу, что к экспертизе гражданских активистов много прислушивались при формировании проекта закона, чего ранее не случалось. Однако вместе с повышенным участием этих групп в формировании законопроекта к активистам пришло понимание того, что они легитимизируют и оправдывают слежку как феномен.
Наблюдение начинало превращаться в норму, и многие правозащитники испытывали двойственные чувства из-за своего участия в формировании законопроекта. Социологи Лина Денчик и Джонатан Кейбл назвали такое положение дел «реализмом слежки» (surveillance realism) – хотя граждане все больше переживают по поводу слежки, им становится все сложнее и сложнее вообразить мир без повсеместного наблюдения за ними.
И эффект разоблачений Сноудена был действительно глобальным, оказав влияние и на другие страны. Так, закон «Акт о свободе США» ограничил сбор данных государственными органами, таким образом развернув долгосрочный тренд на усиление государственного наблюдения. По мнению Бена Визнера, адвоката Сноудена, такое ограничение случилось впервые с 1970-х годов.
Приватность для всех: как можно сделать ее частью более широкой повестки
Когда мы пытаемся понять масштаб влияния дела Сноудена, важно разобраться с тем, изменили ли эти разоблачения взгляды и поведение неэкспертных сообществ. На этот вопрос отвечали британские исследователи Лина Денчик, Арне Хинтц и Джонатан Кейбл. Они пытались понять одну простую вещь: стала ли тема приватности беспокоить активистов и правозащитников, которые не занимаются темой Интернета и приватности?
В своем исследовании 2016 года они показали, что, несмотря на значимость разоблачений государственной слежки для экспертов в цифровой безопасности и приватности, активисты из других областей не сильно поменяли свое поведение в области цифровой безопасности. Исследователи говорили с активистами в области экологии, защиты прав рабочих, противостояния военным действиям.
И для таких людей тематика приватности по-прежнему оставалась предметом узкой заботы экспертов по приватности – воздействие Сноудена оказалось не настолько обширным. Поэтому не связанные с тематикой приватности и цифровой безопасности активисты не считали нужным как-то включать это в свою собственную повестку.
И вот здесь и заключается основная проблема, которую нам показывает история со Сноуденом и которая, как кажется, стоит перед будущим движения за приватность после пандемии. Если приватность и может стать частью широкой политической повестки, то отстаивающим ее людям нужно найти способ преодолеть границы экспертных сообществ и представить приватность как значимую проблему и для других групп.
Для защитников приватности значимость их работы понятна: ведь слежка касается тебя, независимо от того, чем ты занимаешься, будь это окружающая среда или защита прав рабочих. Но этот «здравый смысл» совсем не очевиден для других групп, поэтому необходимо проделать работу, чтобы значимость приватности стала более понятна.
Для решения этой проблемы Денчик и ее соавторы предлагают идею «справедливости данных» (data justice) по аналогии с идеями социальной справедливости. Эта идея заключается в том, чтобы представить вопросы об угрозах и возможностях данных как часть других социальных проблем.
Допустим, что сторонники приватности хотят привлечь группы защитников экологии в свою повестку. Тогда им надо показать, что вопросы приватности определенным образом отражаются на защите окружающей среды. Как наше знание об окружающей среде зависит от сбора данных о наших действиях и для каких еще целей такие данные могут использоваться? Именно через ответы на подобные вопросы, с точки зрения Денчик и ее коллег, группы по защите приватности смогут оказывать более значимое воздействие на общество.
Отдельный вопрос – как это сделать. Но понятно одно – если на повестку активистов, занимающихся темой приватности, разоблачения Сноудена повлияли значительно, то поведение других активистов это изменило не так сильно. Поэтому если вы цифровой активист, то важно вникать и изучать чужую повестку, пытаться находить пересечения для создания более широких коалиций. Для будущего приватности после пандемии это кажется важным уроком для адвокации в этой области.
Идея «справедливости данных» выглядит многообещающе, для ее успеха необходимо проделать большую работу. Для этого необходима журналистская, просветительская и исследовательская работа, которая будет вынуждать защитников приватности учиться говорить на языках других групп и вникать в иные социально значимые повестки – защиту экологии, прав рабочих, социально-экономического неравенства. Но это, как кажется, необходимая деятельность для того, чтобы приватность как социальный и политический вопрос перестала быть уделом только экспертных сообществ.