Десять лет назад, летом 2010 года, из-за аномальной жары и отсутствия осадков в 20 регионах России начались лесные пожары. Был введен режим чрезвычайной ситуации в наиболее пострадавших регионах. 127 населенных пунктов было уничтожено огнем, тысячи семей остались без домов, Москва была затянута дымом.
Люди были готовы объединиться ради помощи пострадавшим. Одним из инструментов самоорганизации стала Карта помощи пострадавшим от пожаров. Она была запущена на базе платформы «Ушахиди». На карте все желающие оставляли свои контактные данные и информацию о том, как они хотят помочь людям, пострадавшим от пожаров. Коллектив карты в 2010 году получил «Премию Рунета». А проект во многом стал определяющим для развития гражданского общества. Люди поняли, что они с помощью технологий могут солидаризироваться и вместе справляться с кризисной ситуацией.
Как Карта помощи повлияла на гражданское общество и кризисную мобилизацию в российском Интернете, а также настолько актуальны такие проекты сегодня, обсудили участники онлайн-встречи «Карта помощи 10 лет спустя» 31 июля 2020 года. Мнения и выводы Алексея Сидоренко, руководителя Теплицы социальных технологий, Григория Асмолова, научного сотрудника Королевского колледжа Лондона, и других спикеров – в материале Теплицы.
Повод для солидарности
Карта помощи стала тем инструментом, благодаря которому объединились люди. Но первостепенна все же была сама солидарность, которую проявило общество в тот момент, когда не сработали государственные институты. Григорий Асмолов отметил, что существует понятие технологического детерминизма, когда те или иные изменения пытаются объяснить технологиями. В случае же с Картой помощи все наоборот – люди оказались важнее платформы. Участники встречи пришли к выводу, что карта стала инструментом солидарности и одним из поворотных моментов в развитии гражданского общества.
Марина Литвинович
Политтехнолог и журналист, одна из создательниц проекта «Карта помощи пострадавшим при пожарах».
«Мне кажется, что Карта помощи – это инструмент, который прилагается к определенной ситуации. И в этой ситуации обязательно должна возникнуть общественная солидарность. Просто если люди не хотят кого-то спасать, даже если инструменты будут буквально валяться на дороге, никто их не подберет. Поэтому в первую очередь все зависит от состоянии общества.
Если говорить о том, что произошло за десять лет, то общество серьезно продвинулось вперед. Может быть, не так сильно, как хотелось бы. Но мы видим, что появилось множество инициатив, которые работают именно по принципу краудсорсинга и краудфандинга. Сейчас это нормальная вещь, когда люди скидываются, например, на штрафы активистам.
При этом я не припомню никаких заметных проектов, которые появились бы за эти десять лет и были сделаны на базе Ушахиди или каких-то других карт. Единственный хороший пример постоянно действующей карты – это Карта нарушений на выборах. Почему так?
Мне кажется, что в 2010 году это была важная история, которая показала многим, что можно, не будучи организацией, и без финансирования создать что-то, что будет приносить серьезные результаты и фактически заменит собой государственные функции. Я часто привожу Карту в пример, что когда государство «ломается» и не может выполнять какие-то функции, возникает дыра. И на это место встает гражданское общество, создает какой-то инструмент, который эту дыру затыкает. Мы все вместе продемонстрировали, что это возможно».
Михаил Шляпников
Владелец крестьянского хозяйства в подмосковном Колионово в 2010 году выложил фотографии пожаров, которые стали одним из триггеров к мобилизации.
«Эти десять лет останутся в моей памяти навсегда. За это время было только два года без пожаров, а так мы всегда на низком старте. Даже часть оборудования, оставшегося с десятого года, в боевом режиме.
Что касается развития идеи горизонтальных связей. У нас в Егорьевском районе около 90 деревень. Три года назад мы сделали чат деревенских старост. Он самобытный и самонастраиваемый. Сначала чат напоминал «Одноклассников», участники отправляли туда гифки и анекдоты. Сейчас он уже серьезный, оперативный. К нему присоединились представители администрации. Получился такой интерактивный инструмент по всем оперативным вопросам: где-то пожар, упало дерево, выпал снег, авария.
Наш деревенский междусобойчик я постоянно сравниваю с Картой помощи. Ведь чат создан для решения вопросов самим обществом. Вот, например, утром было сообщение что в песочнице песок закончился, в обед уже приехала машина и привезла. И так в течение трех лет все самостоятельно крутится-вертится. Нет попыток направить куда-то в политическое русло, все решают проблемы на земле. У Карты помощи не было общего чата, но та идея которую, заложили создатели, приносит пользу конкретным людям».
Григорий Асмолов
Сотрудник Королевского колледжа Лондона, автор проектов «Карта помощи пострадавшим при пожарах» и «Виртуальная Рында».
«В Лондоне на фоне коронавируса тоже произошел взрыв гиперлокальности. Самыми эффективными инструментами помощи стали чаты на уровне улицы, квартала, дома. Такие гиперлокальные структуры, которые не только мобилизуют соседей, но и создают новые каналы для коммуникации между властью и местными жителями, – это один из эффективных инструментов.
И вот получается, что, с одной стороны, есть карты как инструмент визуализации, с другой стороны – необходимость оперативного и эффективного общения. И здесь главная проблема, как «поженить» два элемента в рамках одной платформы, чтобы это было эффективно. Пока это проблема. И на данном этапе мы видим либо условный WhatsApp как инструмент коммуникации, либо платформы и карты для визуализации».
Игорь Черский
Журналист, блогер, в 2010 году был одним из лидеров гражданской мобилизации в LiveJournal.
«Действительно, важна не платформа и не средства коммуникации, а само желание помогать. В августе 2010 года произошло знаковое событие в истории современной России – случился рост гражданского самосознания. До этого момента люди привыкли верить телевизору, а не социальным сетям. И тут случился когнитивный диссонанс. По телевизору выступает Сергей Шойгу (в 2010 году был министром по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий. – Прим. ред.), который говорит, что ничего не горит, все потушат за пять дней. А с другой стороны, люди получают информацию от родственников и знакомых, что все горит, Москва задыхается от дыма.
Я как такой же обыватель решил поинтересоваться, что же происходит на самом деле. И мне показали карту космоснимков. Я увидел, что у нас полстраны горит, и написал об этом. Когда ты очень долго ведешь социальные сети, у тебя появляется много подписчиков, которые не комментируют, но читают. И вдруг наступил момент, когда все эти люди отозвались и стали предлагать помощь.
В августе 2010 года люди поняли, что если они сами ничего не потушат, все сгорит.
Игорь Черский
Я написал в LiveJournal три поста: для тех, кто готов оказать помощь; для тех, кому нужна помощь; и тех, кто не готов куда-то ехать, но может помочь материально или как-то еще. И люди стали находить друг друга. Получилось сделать то, чего раньше никогда не было. С помощью этих постов, карты и других инструментов люди коммуницировали друг с другом, определяли, где что горит и какая нужна помощь.
Никогда бы не подумал, что мне позвонит Синодальный совет. Они сказали, что хотят помочь. Я спросил: вы мне что, предлагаете молиться? На что мне ответили, что у них самая большая сеть колоколен по всей России. У звонарей есть телефоны, и они могут сообщать, где горит. И это реально произошло. Если звонарь видел пожар, он звонил мне или доктору Лизе, которая тоже решила помогать.
Был подъем по всей стране. Люди поняли, что если что-то случается, они сами должны действовать. После этого появились отряды Лизы Алерт, помогали Крымску. И дело тут не в софте и не в карте, а в желании что-то делать».
Алексей Сидоренко
Руководитель Теплицы социальных технологий, один из создателей проектов «Карта помощи пострадавшим при пожарах» и «Виртуальная Рында».
«Технологии ничем не руководят, но они создают новые возможности. Хотел бы напомнить, что целый ряд вещей изменился за десять лет. Например, картографическое покрытие. Я помню, что у многих мест, которые были отмечены на Карте помощи, даже адресов не было. В лучшем случае были какие-то аэрофотоснимки, космоснимки какого-то уровня детальности. Сейчас многое изменилось. Эволюционировали инструменты и сообщества вокруг этих инструментов. Первое изменение произошло в Крымске, когда тоже не хватало картографического покрытия, но картографы быстро это исправили.
Хотелось бы также заметить, что когда в апреле этого года появилась резкая волна мобилизации из-за коронавируса, мы как Теплица ничего не организовывали. Не потому что мы ленивые, а потому что все вокруг и так бурлило от различных инициатив. И карта, конечно, не всегда была нужна.
Но что сделало карту настолько важной в 2010 году? С одной стороны, новизна. Потому что карты как доступные массовые инструменты появились только за пять лет до этого. Это была новая вещь. Второй фактор – глобальный масштаб, которого не хватало на тот момент. Хотя, на мой взгляд, и сейчас все равно стоит задача высокоуровневого анализа происходящего, когда нет информации из официальных каналов.
Сегодня призывы к взаимопомощи идут по всем каналам, появились совершенно сумасшедшие возможности мессенджеров. Раньше мы могли только по Skype друг другу позвонить. Сейчас у всех по пять мессенджеров. И мы все на уровне страны и во многом мира уже «соединены». Судя по событиям в Хабаровске, видно, что соединенность как проблема уже решена. А в 2010 году проблему связности решала карта».
Время гибридов
Если проблема «соединенности» сейчас решена за счет появления новых технологий и развития гражданского общества, то вопрос взаимодействия с государственными институтами остается открытым. Еще одно из изменений, которые произошли за десять лет, – начали развиваться гибридные структуры, которые сочетают в себе горизонтальные и вертикальные связи. Общественные и государственные организации начинают работать вместе. А значит, нужны новые инструменты для развития гибридных структур.
Григорий Куксин
Руководитель противопожарного отдела Greenpeace России, ведущий специалист по тушению торфяных пожаров.
«Мое главное воспоминание 2010 года – полное чувство беспомощности. Для меня тот год начался в феврале или марте, когда мы запустили первую экспедицию от Каспийского до Балтийского моря. Мы перемещались вместе с весной, тушили пожары и пытались на каждом углу орать, что сейчас все сгорит. И ничего не смогли сделать. Даже со всем своим опытом и оборудованием. Услышаны мы не были.
Сейчас, по прошествии десяти лет, я уже не могу найти в Центральной России ни одного сотрудника МЧС, который скажет мне, что торф не горит. Это результат того, что мы с вами сделали за это время. Я убежден, что современное состояние российского гражданского общества и такие меняющий мир явления, как Лиза Алерт, возникли именно в тот момент. Люди убедились, что они могут объединиться и самоорганизоваться без государства.
Очень многие волонтерские организации, добровольные пожарные и поисковые отряды – это результат того, что удалось объединить потребность в обществе объединиться с технологиями.
Григорий Куксин
Правда, добровольное движение было важно для развития гражданского общества. Но оно не переломило развитие ситуации с пожарами. Тогда мы смогли помочь очень многим конкретным людям, но глобально уже ничего было не изменить, ситуация с пожарами оказалась полностью метеозависимой. Для того чтобы дальше бороться с пожарами, должны были остаться те, кто будет работать на ранней стадии, когда дыма еще нет в городах.
И в этом плане во многом сдвинулось взаимодействие с государством. Раньше был полный конфликт и протест. В том же 2010 году я подходил к какому-нибудь полковнику и здоровался так: «Здравствуйте, я Григорий Куксин. Учите, в состоянии конфликта я чувствую себя комфортно. Давайте перейдем от слов к делу». Они не понимали, кто мы и что от них хотим. Сейчас по-другому, есть, конечно, какие-то попытки нас контролировать, но есть и готовность чиновников на местах объединяться и пытаться выстраивать горизонтальные связи.
И, кажется, та подстраховка, которая у нас сейчас должна быть, – это максимальное количество горизонтальных связей общественных организаций с профессиональным сообществом. Так, чтобы это была ситуация не «общество против государства», а «общество вместе со здоровой частью государства в готовности выстроить процессы и институты».
То, что нам может придать устойчивость в кризисы, – это не всеобщая мобилизация, а точечные инструменты взаимодействия. Если говорить о том, в какую сторону двигаться, то мне кажется, что Карта помощи выполнила свою архиважную для развития общества роль. Но сейчас я вижу, как назревает потребность немного в других инструментах для более локального и профильного взаимодействия».
Валерий Ильичев
Системный администратор «Карты помощи пострадавшим при пожарах».
«Горизонтальные связи действительно работают, но за ними нужно как-то следить. И тогда появляется еще один уровень, который требует внимания. Уровень координации между общественными объединениями. Как координировать между собой добровольных пожарных и Лизу Алерт? А ведь это надо делать. Люди, которые едут на поиски, должны понимать, что район относительно безопасный. А пожарные должны понимать, что отряд приехал не на пикник, а по серьезному делу.
В этом случае нужны институционно-аналитические центры, которые будут вести координацию. Карта в таком случае должны быть не инструментом горизонтальной связи, а инструментом для такого центра. Карта также нужна для аналитики».
Елена Породина
Модератор «Карты помощи пострадавшим от пожаров».
«Когда началась вся история с самоизоляцией, я как раз вспоминала карту. Люди заперты дома, не могут выйти, им нужна волонтерская помощь. Прекрасно было бы, если бы с помощью какого-то инструмента встречались те, кому помощь нужна, и те, кто ее готов оказать.
Но с другой стороны, вот сижу я дома, и ко мне собирается прийти какой-то человек. Что это за человек, безопасен ли он? Кто гарантирует, что это не преступник? То есть за человеком должна тянуться какая-то волонтерская история, причем она должна быть кем-то подтверждена.
Получается, что помощь извне – поехать в лес, потушить пожар – это безопасно. А помощи внутри жилища – уже другой вопрос. Я не представляю, как проверить всех людей. Поэтому я считаю, что у карты ограниченный спектр действия, и ограничен он вопросом безопасности. Должна быть уверенность, что инструмент будет помогать, а не приносить вред. И в этом смысле не всегда работают волонтерские проекты».
«Длинный хвост» карты
Несмотря на то, что пришло время для новых платформ и сервисов, карта помощи продолжает развиваться. И все еще есть ситуации, когда именно этот инструмент помогает мобилизоваться гражданскому обществу и решить новые задачи.
Анна Барне
Бывшая сотрудница Авиалесоохраны, добровольный пожарный Greenpeace, Россия.
«С момента появления Карты помощи моя жизнь и круг общения сильно изменились. Многие люди, участвовавшие в тех пожарах, говорят, что для них это был переломный момент. В 2010 году у меня была мысль, чтобы все поскорее закончилось и я вернулась к прежней жизни. Вернуться не получилось.
Очень здорово, что появляются разные инструменты и возможности для вертикального и горизонтального общения. Современность требует новых методов. Но появляются и Карты помощи. Волонтеры, которые помогали пострадавшим от наводнения в городе Тулун, захотели сделать карту. Они искали программистов под эту задачу. К их изумлению, я сказала, что такой ресурс уже существует. И мы начали делать Карту помощи жителям Тулуна».
Анастасия Северина
Руководитель Благотворительного фонда помощи детям с тяжелыми заболеваниями печени «Жизнь как Чудо», одна из создательниц проекта «Карта помощи пострадавшим при пожарах».
«2010 год стал шагом куда-то вперед для нашего гражданского общества. Те, кто участвовал в том движении, сейчас работают в разных социальных и общественных направлениях. И те проекты, которые были реализованы этими людьми, – это прекрасный феномен. Большая радость, что оно так происходит.
История с Картой помощи в Тулуне, мне кажется, – это то, о чем каждый из нас мечтал. Сначала это была просто Карта помощи, потом мы хотели сделать нечто большее и придумали «Виртуальную Рынду», атлас помощи в чрезвычайных ситуациях. Я вижу разные причины, почему у нас не получилось сделать этот проект так, как мы планировали. Но тем не менее даже тот небольшой объем помощи, который удалось оказать с помощью «Рынды», это уже плюс. Но то, что история продолжает работать, – это суперрезультат».
Алексей Сидоренко
Руководитель Теплицы социальных технологий, один из создателей проектов «Карта помощи пострадавшим при пожарах» и «Виртуальная Рында».
«Технологии помогают тогда, когда есть интерес со стороны граждан. Я участвовал в создании и карты, и «Рынды». Потом мы еще сделали децентрализованный инструмент для создания карт помощи – это плагин Shmapper. Именно децентрализованные инструменты помогли в Тулуне сделать карту. Плагин все равно не взлетел.
Но Shmapper получил популярность в Италии. Его использовало местное движение Греты Тунберг, с помощью плагина они отметили шесть тысяч точек проведения климатических забастовок Fridays For Future. Для меня это было полной неожиданностью, что вдруг итальянским разработчикам пригодилась наша Карта помощи и они ее стали использовать. Это и есть «длинный хвост» таких историй».