Борьба с пандемией по всему миру приводит к тому, что государства в сотрудничестве с корпорациями создают новые технологии для сбора данных. Например, это приложение для отслеживания контактов с помощью Bluetooth, разрабатываемое Google и Apple, и цифровые пропуска в российских регионах в виде QR-кодов. Но такие технологические решения не только инструмент для снижения темпов распространения вируса, но и источник новых рисков для пользовательской приватности.
Будущее собранных о гражданах данных после пандемии остается неопределенным. Так, американский исследователь цифровых технологий Ятан Садовски сформулировал тезис, что есть большой риск того, что инструменты для слежки останутся с нами и в мире после пандемии.
И поэтому это хорошая возможность поразмышлять, какие вопросы, связанные с приватностью и персональными данными, пандемия ставит перед обществом.
Почему сейчас особенно важно говорить о приватности?
Потому что борьба с коронавирусом требует сбора все большего количества данных. Уже сейчас можно увидеть, какие риски связаны с этими данными. Например, материал «Медузы» показал, как утечка данных о больных коронавирусом из больниц и полиции может наносить серьезный вред: пациентов начинают унижать и оскорблять из-за их диагноза.
Появление новых инструментов для цифровой слежки по всему миру вызывает вопросы у активистов, в том числе и в России. 23 апреля 2020 года правозащитные организации «Агора» и «Роскомсвобода» призвали глав российских регионов ликвидировать данные, которые будут собраны о гражданах для борьбы с эпидемией.
В то же время вопросы приватности данных начинают волновать не только активистов, защищающих цифровые права. Так, 28 апреля 2020 года политик Григорий Явлинский предложил создать Общественную комиссию по контролю за применением государством цифровых технологий. Задачей комиссии должно стать обеспечение гарантий со стороны государства, что собранные данные не будут использоваться для политически мотивированного преследования и нарушения прав человека. Независимо от того, будет ли создана подобная комиссия, кажется показательным, что сейчас даже политики, прежде не сильно высказывающиеся о роли цифровых технологий, начинают выдвигать предложения о их регулировании.
В контексте широкого внимания к проблемам приватности и цифровой слежки, важно помнить, что приватность – не данность, а политическое, и чаще всего коллективное достижение.
С одной стороны, можно сказать, что с понятием «приватности» нет проблем: есть персональные данные, которые нужно законодательно защищать, а есть все остальное.
Но, с другой стороны, кажется, что все не так просто. Ведь понятие приватности нельзя определить раз и навсегда, так как оно не происходит из «здравого смысла». Не существует понятия приватности, взятого абстрактно и безотносительно общества, в котором оно существует. Понятие «приватности» – всегда результат процесса оспаривания, в который включены разные группы: бизнес, государство, множество гражданских ассоциаций.
Почему стоит скептичнее относиться к высказываниям представителей бизнеса?
Представители бизнеса все больше говорят о приватности, но их слова всегда стоит воспринимать осторожно.
Например, 6 марта 2019 года Марк Цукерберг высказал свое мнение о будущем сфокусированных на пользовательской приватности социальных сетей. Он писал о том, насколько Facebook важна защищенность пользовательских взаимодействий и ценности приватности в вопросе персональных данных. Но журналист Нихил Соннад заметил, что Цукерберг играет словами «приватность» (privacy) и «частный» (private) таким образом, что использование компанией пользовательских данных все еще остается легитимной возможностью для Facebook.
Этот случай показывает, что не существует настолько устойчивого и однозначного понимания приватности, разделяемого всеми, и что обращение к приватности часто носит стратегический характер.
Похожую позицию высказал в своем недавнем интервью Григорий Бакунов, директор по распространению технологий в Яндексе:
«Это очень простое техническое решение (приложение для отслеживания контактов с зараженными. – Прим. авт.), но для того, чтобы его ввести, чтобы люди начали этим пользоваться, нужен был повод, потому что до этого мы хватались за прайвеси, за нашу частную жизнь. В реальности же приватная жизнь – это пережитки прошлого. Чем старше человек, тем больше он заботится о частной жизни. Это не потому, что подростки в 14 лет такие глупые, а потому что они всю жизнь прожили в мире, где кругом социальные сети, и они не опасаются никакой слежки, им это не очень важно. Следят, и хорошо. Главное, чтобы везде допустили».
Заметьте, как в его высказывании определяется приватность. Она понимается не как, к примеру, значимое цифровое право, а «пережиток прошлого». Но ведь подобные высказывания не просто нейтральная констатация ряда фактов: это также попытка представить приватность по-другому, как часть «старого мира», отличного от «нового», в котором чем моложе человек, тем меньше вопросы приватности будут казаться ему значимыми.
Канадский политолог и экономист Ник Срничек в своей книге «Капитализм платформ» демонстрирует, что для части современных цифровых платформ основной бизнес-моделью является сбор пользовательских данных и их капитализация. Ситуация пандемии открывает для сбора и капитализации большие возможности как через продажу рекламных услуг для сторонних компаний, так и через государственные контракты. Поэтому к заявлениям бизнеса необходимо относиться критично – за ними часто могут стоять преимущественно коммерческие мотивы.
От чего зависит понимание приватности?
У профессора информационных наук Хелен Ниссенбаум есть известная идея «контекстуальной целостности», согласно которой наше представление о приватности варьируется в зависимости от контекста, воспринимаемых нами потенциальных угроз, этических соображений. Если вы врач или психотерапевт, то для вас очевидно, что делиться с третьими лицами информацией о своих пациентах – значит нарушить их приватность. Но это связано не только с профессиональной этикой. В социальных сетях какие-то свои посты люди решают сделать для друзей, а какие-то – для всех. Представление о приватности не висит в воздухе, а тесно связано с теми ситуациями, в которых мы решаем поделиться информацией о себе с другими. И оно также меняется со временем.
Так что понимание приватности во многом зависит и от контекста. Понимание приватности в Нью-Йорке не будет таким же, как в Нью-Дели, Москве или Владивостоке. Множество людей и институтов – бизнес, пользователи, государства – постоянно переопределяют, оспаривают и согласовывают между собой понимание приватности.
Можно сказать, что понимание приватности – вопрос договора, заключаемого между людьми в обществе. Но это договор, изначально заключенный на неравных условиях.
Договорные позиции государства, бизнеса, гражданских организаций и пользователей не равны в этом вопросе, а некоторые социальные группы и страны оказываются в заведомо менее выгодном положении. Например, исследовательница технологий Мэрри Медден показывает, что американцы с более низким уровнем достатка склонны высказывать больше переживаний о своей приватности и возможности защитить свои данные. Такие группы по-другому воспринимают риски и угрозы, и когда разговор заходит о «небелом» (non-white) населении, то ситуация только усугубляется.
Смогут технологии для борьбы с вирусом помочь государствам эффективно бороться с его распространением?
Обсуждение цифровых технологий в контексте коронавируса часто построено вокруг противопоставления свободы и безопасности. И центральный вопрос звучит примерно следующим образом: сколько своей свободы мы готовы отдать, какими правами пожертвовать для более эффективного ответа на пандемию? Сейчас можно увидеть мнение, что цифровая слежка допустима и необходима, но она обязательна должна быть эффективна, то есть соответствовать представлениям о том, что значит «успешно бороться с пандемией».
Но вопрос в том, насколько мы действительно получаем эту безопасность. Дискуссии разворачивались подобным образом и вокруг других технологий, например, предиктивной полицейской аналитики – использовании компьютерных алгоритмов для прогнозирования преступной активности.
Можно подумать, что такие алгоритмы действительно помогают обнаруживать потенциальных преступников. Но при этом независимые исследования в американском контексте показывают, что такие системы предвзяты в отношении ряда групп. Например, такие технологии чаще оценивают афроамериканцев как более склонных к преступлениям из-за специфики их представленности в уже собранных наборах данных.
Предиктивная аналитика воспроизводит и закрепляет исторически существующее неравенство между социальными группами. Такие алгоритмы основаны на данных о преступлениях, совершенных представителями группы в прошлом. Но ведь причины совершения этих преступлений социально обусловлены: к примеру, они могут быть связаны с неравным доступом к образованию.
И так подобная аналитика по сути вводит афроамериканцев в «порочный круг»: чем больше афроамериканцев в прошлом совершали преступления, тем более вероятно, что предиктивная аналитика укажет на афроамериканца при прогнозировании будущих преступлений.
Более того, ряд других исследований показывает, что эффективность предиктивной аналитики в вопросах снижения преступности не может быть уверенно доказана. Но при этом эти системы продолжают использоваться и оправдываться тем, что они эффективны, словно бы это было чем-то очевидным и доказанным.
В случае с отслеживанием контактов, используемом для борьбы с коронавирусом, все также не так однозначно. Так, профессор компьютерных наук Сьюзан Ландау утверждает, что отслеживание локации мобильных телефонов может не быть столь эффективным решением из-за ряда технических сложностей. Она указывает, что разные способы отслеживания данных о геолокации обладают ограничениями:
- GPS эффективно работает только вне помещений и часто бывает неточной
- Данные WiFi не позволяют точно определить, находились ли вы просто с человеком в одном помещении или вступали с ним в прямой контакт
- Bluetooth-маячки наиболее точные, но при этом не повсеместно распространены
Но при этом, объсняет Ландау, это не означает, что агрегированная информация о геолокации бесполезна: она может быть использована, к примеру, для оптимизации общественного транспорта. Это лишь один пример того, как сейчас мировое научное сообщество активно обсуждает эффективность разных технических решений для борьбы с пандемией.
На текущий момент сложно сказать, что в итоге окажется наилучшим решением, и стоило ли оно и остальные той приватности, которую за них пришлось отдать. Но независимо от степени эффективности конкретных инструментов, кажется, что существует возможность того, что отслеживание контактов или цифровые пропуска могут использоваться и в мире после окончания пандемии – и уже не для изначальных целей.
Как пандемия может повлиять на наши представления о приватности?
Готовых ответов нет. Как написала интернет-исследовательница Полина Колозариди, во время коронавируса Интернет становится «средоточием противоречий». Разные люди и организации осознают критическую важность Интернета как инфраструктуры и начинают спорить о его будущем. Схожую идею можно высказать и в отношении будущего наших данных: вопросы приватности могут стать еще более значимыми и вызывать все больше разногласий.
Вопрос о приватности никогда не был окончательно сформулирован. Его обсуждение включает постоянные разногласия между множеством задействованных сторон, но пандемия делает процессы оспаривания и согласования еще более видимыми, чем прежде.
Возможно, что текущая ситуация – шанс лучше разобраться с тем, что такое приватность для нас и какое место технологиям мы отдаем в нашей жизни как пользователи и граждане. На Западе исторически сложилось понимание технологий как во многом нейтральных, объективных и независимых от общества. Но кажется, что пандемия дает много причин переосмыслить этот взгляд и находить новые формы солидарности при помощи технологий. Последнему есть примеры в виде историй 3D-разработчиков, помогающих врачам, и IT-волонтеров, кооперирующихся с некоммерческим сектором и низовыми инициативами. Пандемия, безусловно, является трагедией из-за потерянных человеческих жизней, но она также может быть понята как шанс задать вопросы о взаимоотношениях между приватностью и технологиями и находить коллективные ответы на них.