В интервью с Егором Коробейниковым, руководителем проекта «UrbanUrban.ru», Теплица социальных технологий обсудила формы и проявления «российского» урбанизма, а так же попытались разобраться в том, кто такие городские активисты.
Беседовал Евгений Воропай. Май 2013.
Е.В.: Егор, готовясь к интервью, я долго не мог для себя понять, кто такие урбанисты, откуда эта страсть к трансформации и изменению городского пространства. Одно дело, когда это становиться профессией и начинает приносить какие-то видимые результаты. Другое, когда это держится на голом энтузиазме. Зачем гражданские активисты этим занимаются?
Е.К.: Сначала нужно разобраться в терминологии. Все-таки урбанист – это не совсем верное определение. Урбанистика, как впрочем, и много других вещей, связанных с развитием городов, позаимствованы из зарубежной академической и исследовательской среды. Но термина «урбанистика» в английском языке просто нет. Это российское изобретение. В нем объединили всё – начиная от территориального развития и заканчивая городской антропологией и всевозможными перформативными практиками.
На мой взгляд, нужно провести черту между городскими планировщиками, и теми, кого можно назвать городскими активистами. А потом, определить, хотя бы для себя, кто, чем занимается. Например, в зарубежной терминологии есть «Urban studies», «Urban philosophy», «Urban anthropology» и т.д. Урбанист там – это человек, который чуть больше, чем обычные жители, интересуется городом.
В России я бы не стал применять этот термин. Городские активисты и планировщики – понятия, которые я бы разделил, чтобы не возникало путаницы, кто чем занимается и какую играет роль. Причина, по которой люди начинают этим заниматься — жажда изменений и преобразований. Жить в той среде, в которой мы живем становится невозможным.
Ключевыми в понимании этого стали 2008-2009 гг. После кризиса люди начали задумываться, что они видят вокруг себя, начали сравнивать картинки того, что видели за границей и здесь. И очень быстро пришло понимание того, что при том уровне доходов, которые они имеют здесь, качество среды не соответствует вновь сформировавшейся потребности. Не дожидаясь изменений на официальном уровне, люди начали предпринимать какие-то действия самостоятельно.
Е.В.: «UrbanUrban» – проект о городском пространстве. Тема интересная, но для России достаточно парадоксальная. Есть предпосылки для изменений городской среды, но еще не сформировалась та критическая масса людей, которая могла бы реально превратить их в жизнь. Как перейти от этапа теоретического планирования и единичных акций к этапу системных изменений?
Е.К.: Это, конечно, возможно, но в каких-то обозримых перспективах я этого не вижу. Дело в том, что любые изменения городского ландшафта, как в физическом, так и в социальном смысле, зависят от внешнего контекста.
Мы не можем говорить про «правильный» город, о спонтанных общественных пространствах, когда граждане не вправе определять, как им использовать городское пространство. До тех пор пока у нас отсутствуют выборы мэров, нет политической конкуренции, не развито право частной собственности и нет независимых судов, – будет очень сложно говорить о системных изменениях. Поэтому вся эта гражданская активность будет развиваться постепенно и, может быть, через 10-20-30 лет что-то начнет меняться.
Е.В.: Насколько отечественная практика вписывается в мировые стандарты изменения и преобразования городского пространства?
Е.К.: В самой незначительной степени. Несмотря на то, что UrbanUrban.ru часто пишет о каких-то зарубежных примерах, у нас появляются материалы и из российской практики. Но очень важно то, что сейчас происходят значительные изменения в поле теоретического дискурса, что является необходимой, но недостаточной предпосылкой изменения практики.
Если говорить о городском уровне, то наши условия, социальный, политический контекст накладывают свой отпечаток на то, каким образом принимаются решения. В этом смысле мы можем изучать западный опыт, но мы не можем не учитывать российскую действительность. В противном случае – это не будет работать. В России другие люди, другая экономика, сознание, культура, институты.
Е.В.: Вам не приходилось слышать об импорте урбанистики в Россию, о том, что она как таковая здесь отсутствует?
Е.К.: Это не совсем так. У нас есть люди, которые определяют, как будет выглядеть городская среда, масса всевозможных НИИ, которые занимаются вопросами городского развития. Последние вообще существуют десятки лет. У нас есть опыт в городском планировании, другой вопрос, какой он.
Имеет смысл говорить о качестве этого городского планирования, о том, насколько в нем учтены мировые тенденции, запросы горожан. К сожалению, нельзя утверждать, что мы органично вписались в мировые практики. Системно Россия еще пребывает где-то в 70-х годах, когда развитие городов воспринималось исключительно через строительство.
Е.В.: Благодаря мобильным приложениям и online-сервисам, у пользователей появилась возможность влиять на городское пространство удаленно. Не может получиться так же как с виртуальными приемами у врачей, — факт свершился, но эффекта не последовало?
Е.К.: Все зависит от механизмов, которые разработчики закладывают в эти сервисы и приложения. Есть официальные приложения, созданные по заказу властей, — в них акцент с решения проблемы смещен в сторону непринятия её. В этом главное отличие таких вот историй от того, что делают гражданские активисты. Весьма наглядно будет сравнить работу проекта «Наш город. Портал управления городом», запущенного Московским правительством, и сервиса «РосЖКХ».
Е.В.: Егор, я знаю, что вы старший научный сотрудник Высшей школы урбанистики ВШЭ. Урбанистика очень широкая область знаний. Кем выходят от вас ребята, получившие эту специальность, и где они могут применить полученные знания и опыт?
Е.К.: В России урбанистика – это междисциплинарная наука, ею можно заниматься в разных контекстах. К нам приходят разные ребята – разного возраста, с разным образованием. И выходят они разными людьми. Наша главная задача – сформировать критическое мышление, дать теоретическую базу и набор инструментов, которые можно успешно применять для анализа текущей ситуации в городах и выработки на его основе грамотных решений.
Выпускники должны понимать, как осуществить преобразования в городах согласно мировым тенденциям и практикам, но с учетом российской действительности. Разумеется, это не просто. Особенно это чувствуют люди, которые после Высшей школы урбанистики попадают в систему принятия решений.
Мы любим говорить, что готовим людей для другой страны в том смысле, что в текущей ситуации такая профессия как городской планировщик не востребована ни одной из сторон, взаимодействующих в городском пространстве. Однако мы верим, что люди, которые отучились у нас, уже будут заражены «вирусом инакомыслия».
Е.В.: В России урбанистика приобрела оттенок какой-то неформальщины, «андеграундности». Не последнюю роль в этом сыграли импровизированные арт-акции, несанкционированные установки дорожных знаков, лавочек и т.д. Можно ли преломить это мнение?
Е.К.: Сделать это будет непросто. Действительно, сейчас понятие «урбанистика» приобретает такие же коннотации как «стартап» и «современное искусство». На мой взгляд, самым логичным выходом из ситуации станет поступательное развитие рынка, самого направления, рост количества специалистов, которые занимаются этим профессионально. Помочь может выход академической среды в публичное пространство, тесная работа с журналистами. Нужно понять, что урбанистика – это не модно, а нудно.
Нужно понять, что урбанистика – это не модно, а нудно.
Городское планирование не ограничивается только установкой лавочек партизанским способом. Не нужно забывать и о системных изменениях, изменении инфраструктуры, работе с законодательством, местным сообществом.
Город – это сложноустроенная структура и нужно научиться выстраивать отношения на разных уровнях и на разный период.
Перечисленные проявления урбанизма – конечно, хороши. Прежде всего, для демонстрации результатов каких-то краткосрочных проектов. Но это рубеж, дальше которого дело не идет. А это не приводит к сложным системным изменениям.